Иероним Ясинский

— Оливер был милое, благодарное, кроткое дитя, сэр!— с негодованием ответила ему мистрисс Бедуин.— Я хорошо знаю детей, сэр, я сорок лет имела дело с ними и советовала бы людям, которые не могут сказать того же о себе, никогда и ничего не говорить о детях.

Хотелось бы мне, чтобы какой нибудь хорошо упитанный философ, в желудке которого мясо и питье превращаются в желчь, у которого вместо крови лед, и вместо сердца железо, хотелось бы мне, чтобы он увидел, как Оливер Твист хватал изысканные объедки, которыми пренебрегала собака! Хотелось бы мне, чтобы он видел непомерную жадность, лютость голода, так сказать, с которого он грыз эти объедки. Одного только желал бы я при этом, чтобы мне самому удалось видеть этого философа в том же самом положении, смакующего объедки с таким же апетитом.

Не все произведения природы остаются всегда в одном и том же виде, чтобы радовать нас своей красотой. Заботы, горе, превратности судьбы меняют их так же, как меняются сердца.