Вавилонская башня

фантазии и сны спасают нас от поступков

Если бы люди не лицемерили, большинство бы признали, что воображаемый опыт реальней действительного

Англичане негодуют и потому устраивают суд над моей книгой, видят в ней то, чего нет, строят пустые гипотезы о том, как она повлияет на читателя. Да, человек в ней показан в нелучшем виде, но разве я один так пишу? Многие авторы, включая святого Августина, насчет людей не обольщались. Негодование — нечистое чувство, милорд, сродни похоти. Не слушайте голос негодования!

Я бы сказал, Ваша честь, что желание унижать — один из аспектов первородного греха, один из аспектов той разобщающей силы, которую воплотил в себе Господь, когда покарал строителей Вавилонской башни.

Жизнь прямо кишит адвокатами и ко­митетами, и все рвутся определять вещи, которые определить нельзя: детство, разлагающее влияние, язык, распущенность, измену, вину.

и дети, и язык в наши дни сильно изменились, потому что на них взглянули по-новому и стали подробно изучать

разум противится изучению собственных функций.

Мы пишем о преподавании языка, но язык, которым мы это пишем, на деле ничего не отражает. Жизнь идет сама по себе.

Вам известно и то, что я сочувствую новым, передовым, даже — не убоюсь этого слова — революционным идеям (назовите их, коли желаете, концептами или гипотезами), согласно которым необычные проявления психики следует рассматривать не как отклонения от нормы (Что есть норма? Кто ее устанавливает?), а как способ исследования духа, боли, Опыта души в мире искалеченном и калечащем нас.

«Только соединить» и «новый райский союз» — мифы, по­рожденные страстью, страстью и стремлением к цельности.
И если признать правоту разрозненных фрагментов, слоев, кусочков мозаики, осколков...
Это же еще и художественная форма! Такое соположение сущ­ностей, чтобы они оставались отдельными, не жаждали слияния.

Слияние в полном смысле — проникновение сперматозоида в яйцеклетку, образование зиготы, педантично рассуждает Фредерика. Не мужчины и женщины, а клетки. Когда мужчины и женщины пытаются выйти за пределы языка, за собственные пределы, язык их подводит. Гены же скручиваются, завиваются спиралью, соединяются, составляют животворные предложения и фразы из букв первозданного алфавита. Две половины сходятся в Едином.

Она спохватывается: пока размышляла, писала или тщетно пыталась выжать из себя хоть строчку, Лео где-то подозрительно затаился и сидит тише воды ниже травы. Все размышления рассыпаются в прах. Вот же она, любовь! Плоть ее и не ее, некогда часть ее, а теперь не часть, — руки сомкнулись, замкнули круг.