Пляска Чингиз-Хаима

Есть тут только один, кто вызывает у меня некоторую симпатию и жалость: козел. Мы с ним братья. Он не заслуживал этого.

евреи, были жутко возбуждены, разгневаны, даже озлоблены против меня. Они могли бы даже стать антисемитами, и это меня ничуть не удивило бы. Братство уже действовало. Они так долго были евреями, нахлебались этого по горло, а такое иногда заканчивается расизмом.

Уверяю тебя, дорогая, наука полностью решит все твои проблемы. Она делает такие успехи… Вот увидишь, они изобретут что-нибудь совсем новое… Они изобретут любовь.

Отнимите у немца его еврея, и он сейчас же начинает ощущать себя обездоленным.

Человек, и ты, Флориан, это знаешь лучше, чем кто бы то ни было, преходящ. Он такой эфемерный!

Сорок убитых, это я вполне могу допустить, но чтобы она изменила мужу… нет, нет, это немыслимо!

К мылу у Шатцхена настоящая фобия. Никогда не известно, кем ты моешь руки, говорит он.

Известное дело, очевидности недостает изысканности

Шатц ударяет кулаком по столу: бессилие любит проявляться в яростной жестикуляции.

самое: обновление всегда начинается с возвращения к истокам