«Сталин слезам не верит». Личный дневник 1937-1941

Первые дни нас Коба держал. Только его воля. Кругом рушится, Тимошенко ни х…я обстановки не знает, Георгий тоже, все на нервах, а Коба как был так и есть! Сталь! И все за ним тянутся.
А после Минска у него как жила порвалась. Сказал, не могу больше, проср…ли. Были только я, Вячеслав и Анастас.
Рукой махнул и ушел. Сказал, спать поеду. А вы тут без меня.
Вот когда страшно стало. Смотрю на них, они на меня. Вячеслав говорит, пойдем тоже спать. Утро вечера мудренне (Так в тексте. — С.К.), надо выспаться.
Днем пришел к Вячеславу, он говорит, что делать? Я говорю, надо власть свести в одни руки. Поедем к товарищу Сталину.
Приехали. Я Кобу таким никогда не видел и уже не увижу. Снова стало страшно. Руки опускаются, а работать надо.
Говорю Вячеславу: «Войну не остановишь. Надо действовать. У Кобы это пройдет. Мы устали, а он еще больше устал». Ушли.
Вячеслав говорит, нужен Государственный Совет Обороны. Я говорю, хватит, насоветовались. Надо крепче. Комитет подойдет? Он говорит, это хорошо. Потом говорит, давай зови людей, к вечеру поедем к Кобе. Пусть успокоится, а там мы ему предложим. А ты пока шуруй.
А к вечеру Коба уже в норму вошел.

А тут идет 33 человека. Думаю, Медведев справится. Крепкий мужик, контроль не выпустит. Будет оперировать на Брянщине и постарается пройти в Белоруссию.
Спрашиваю, а почему у вас такое число в отряде. Что, Пушкина вспомнили? Улыбается, говорит, так точно, товарищ Генеральный Комиссар. Число известное

Вот ещё одна политическая деталь того лета: даже в условиях реальной угрозы нападения Германии поляки категорически отказывались пропустить на свою территорию советские войска для защиты Польши. Поляки отказывали даже в аэродромах!