Линор Горалик

Только рядом с другим человеческим существом и можно нашарить впотьмах вертлявую границу собственного существа, сказать себе: вот, здесь заканчиваюсь я, и начинается кто-то другой. Приподняться на цыпочки, заглянуть в чужие глаза и тут же отпрянуть, отвернуться, потому что там, дальше, — заповедная территория. Нас туда и рады бы пустить, да невозможно воспользоваться таким гостеприимством. Хаживали, знаем.

Израильский светский разговор построен по схеме “сейчас все плохо, потом станет хуже, потом еще хуже, и в результате все будет отлично”.

Самая длинная ночь в году только начинается. Солнца не видать, но я знаю, оно обязательно взойдет. Разукрасит утреннее небо медно-багряным. Озарит старые яблони за бабушкиным палисадником, живую ель, наряженную прямо на улице конфетами и мандаринами, румяное от холода и смеха Нюшино лицо. И мои рыжие косы, которые отныне будут напоминать нам с сестрой о святочных чудесах.

— праздники — это когда люди делятся друг с другом теплом и нежностью… находишь поддержку, чувствуешь, что ты не одна… Когда счастлива — отдаешь счастье… Когда грустишь — получаешь счастье…

шли обратно
Через киоск где Светка купила пачку «Петра»
И заняв у меня десятку из подаренных бабкой
Взяла себе пиво а мне «Турбо» и «Мамбу»
Продавщица открыла ей пиво
И положила смятую крышку в лоточек для мелочи
Среди железных рублей крышка светилась как золотая монета
Светка мне ее отдала
И я ее в карман положила и терла зубчатый край большим пальцем
И пальцы пахли дрожжами

Помнишь, как на каникулах я упала с шелковицы, а ты спасла меня? Не заревела, когда увидела распухшую ногу, сама бежала через яр и поле, чтоб привести бабушку…

Я возвращаюсь в лето. Сухая балка полна чабреца и чернильной шелковичной сладости.

Помнишь, как на каникулах я упала с шелковицы, а ты спасла меня? Не заревела, когда увидела распухшую ногу, сама бежала через яр и поле, чтоб привести бабушку…

Я возвращаюсь в лето. Сухая балка полна чабреца и чернильной шелковичной сладости.

Сложная и странная, как любая жизнь, которую живут сложные и странные люди. А люди все — сложные и странные, и только когда им удается найти других, таких же сложных и странных людей, вместе они делают свою жизнь счастливой.

Отдохнуть он себе дал только дважды — когда понимал, что нога просто не выдержит, — садился на землю и считал: один раз до ста, другой до двухсот, обливаясь потом посреди ледяной ноябрьской ночи.

какое же это легкое дело — бить человека! Как легко бьется человек