Марк Аврелий Антонин

будь ни медлительным в действиях, ни путанным в речах. Не отдавайся полету воображения, не предавайся чрезмерному отчаянию или ликованию и не заполняй всей жизни делами.

Люди убивают, рвут на части, преследуют проклятиями. Но чем это может помешать душе оставаться чистой, рассудительной, благоразумной, справедливой? Так, если кто-нибудь, подойдя к прозрачному и пресному роднику, стал бы изрыгать на него хулу: родник все же не перестанет бить ключом питьевой воды. И пусть он даже бросит в него грязь или навоз, родник очень скоро рассеет все это, смоет и нигде не помутится. Когда же будешь ты обладать вечно бьющим родником, а не стоячим болотом? Если ты ни на час не будешь оставлять попечения о своей свободе, сопряженной с благожелательностью, простотой и скромностью.

Вот человек, который молится: «Хорошо бы добиться обладания этой женщиной!» Ты же молись: «Хорошо бы не желать обладания ею». Другой: «Хорошо бы избавиться от этого человека!» Ты молись: «Хорошо бы не нуждаться в этом избавлении!» Третий: «Хорошо бы сохранить ребенка в живых!» Ты молись: «Хорошо бы не бояться потерять его!» Переделай на этот лад все молитвы и посмотри, что из этого выйдет

Следует отдать себе отчет, во‐первых, в том, каково твое отношение к людям, и в том, что люди рождены друг для друга, ты же, сверх того, поставлен над людьми, как баран над стадом овец или бык над стадом коров. Обоснуй это глубже, начав с положения: «Если не атомы, то вседержительница-природа». Но если так, то менее совершенные существа существуют ради более совершенных, более же совершенные – друг для друга.
Во-вторых, – в том, каковы люди за столом, на ложе и так далее, в особенности же какую власть имеют над ними их основоположения и с каким самомнением они делают свое дело.
В-третьих, – в том, что если в данном случае люди поступают правильно, то не следует сердиться на них, если же неправильно, то, очевидно, против воли или по неведению. Ведь всякая душа против воли лишается как истины, так и отношения к другому человеку сообразного его достоинству. Ведь людям очень не нравится слыть несправедливыми, неблагодарными, жадными и, одним словом, заблуждающимися по отношению к ближним.
В-четвертых, – в том, что ты и сам во многом заблуждаешься и подобен им; если же и не впал в какие-нибудь заблуждения, то не чужд порождающим их склонностям. Это справедливо, если от подобных заблуждений удержали тебя трусость, честолюбие или какое-нибудь другое дурное побуждение.
В-пятых, – в том, что ты даже не уверен, заблуждаются ли они. Ведь чужая душа – потемки. И вообще многому следует поучиться, прежде чем с уверенностью высказываться о чужих поступках.
В-шестых, – в том, что предаваться чрезмерной досаде или негодованию – значит забыть о мимолетности человеческой жизни и о предстоящей всем скорой смерти.
В-седьмых, – в том, что не поступки людей в тягость нам – их настоящий источник в руководящем начале этих людей, – а наши убеждения. Устрани же убеждения, пожелай освободиться от суждения об этих поступках, как о чем-то ужасном, – и гнева как и не бывало. Но как устранить их? Размышляя о том, что для тебя нет ничего постыдного в этих поступках. Ибо если ты будешь считать злом не только постыдное, то и тебе не избежать многих заблуждений и стать разбойником или еще кем-нибудь в этом роде.
В-восьмых, – в том, насколько последствия гнева и огорчения по поводу чего-либо более тягостны, нежели то, что вызывает гнев и огорчение.
В-девятых, – в том, что благожелательность, если она искренняя, а не напускная, есть нечто неодолимое. Что в самом деле сделает тебе разнузданный насильник, если ты останешься неизменно благожелательным к нему и при представившемся случае будешь кротко вразумлять его, а в тот самый момент, когда он собирается сделать тебе зло, ты, сохраняя спокойствие, обратишься к нему: «Не нужно, сын мой: мы рождены для другого. Я-то не потерплю вреда, но ты потерпишь». Далее следует толково и в общем виде показать ему, что это действительно так и что ни пчелы, ни животные, рожденные для стадной жизни, не поступают таким образом. Но это нужно сделать без насмешки и издевательства, а любвеобильно, без затаенной обиды, не принимая учительского тона и не с