Андре Асиман

Как и любой опыт, который оставляет отпечаток на наших жизнях, та поездка словно вывернула меня наизнанку, выпотрошила, исчетвертовала. Она показала мне все мои облики — и даже больше

Вряд ли бы ему пришло в голову, что, вкладывая мне в ладонь спелый абрикос, он отдавал мне свой зад; что, вгрызаясь в сочную фруктовую мякоть, я кусал ту часть его тела, которая, должно быть, была светлее прочих, потому что никогда не apricated, не загорала, — и другую, совсем рядом, но только если осмелюсь, — его apricock, абрикосовый член

Я не знал ни что именно меня пугает, ни почему я так взволнован, ни отчего то, что вызывает смятение, порой видится надеждой и в темные времена приносит столько неописуемой радости — радости с петлей на шее.

Скажешь «нет» — и окажешься в аду, ногами вперед, долго ждать не придется.

Этот огонек освещал те закоулки моей души, которые часть меня хотела бы сохранить во тьме. А еще стыд всегда влечет за собой мгновенную близость. Но сохранится ли эта близость после того, как уйдет непристойность и наши тела станут друг другу привычны?

вспомнил, как смотрел тогда из окна и думал: через несколько дней ты вернешься, и будешь снова одинок, и возненавидишь все, так что не дай застать себя врасплох. Готовься. Я репетировал расставание; не только чтобы предотвратить боль, заранее принимая ее в маленьких дозах, — но и, как все суеверные люди, надеялся, что моя готовность смириться с худшим заставит судьбу надо мной сжалиться.

Ты всегда знал о грядущей потере и даже был готов к ней, однако не можешь найти в себе силы жить дальше. И сами попытки не думать о ней, точно неосуществимые мечты, о которых ты пытаешься забыть, ранят столь же сильно.

Как ты живешь свою жизнь — твое личное дело. Но помни: сердце и тело даются нам лишь единожды. Большинство из нас живет так, словно у нас в запасе несколько жизней: одна — черновая, другая — настоящая, и еще десяток между ними. Но жизнь одна — оглянуться не успеешь, — а сердце уже измождено; а что касается тела — наступит время, когда никто уже не пожелает на него смотреть, а тем более — к нему приближаться. Сейчас тебе больно, и твоей боли я не завидую, но завидую ее причине.

— Значит, я прощен.

Он сжал губы в беззвучной мольбе.

— Пойдем выпьем у меня в отеле.

Я почувствовал его неловкость.

— Я сказал «выпьем», а не «потрахаемся».

истории о беспокойных людях, которые всегда заканчивают в одиночестве, но ненавидят его, потому что не выносят самих себя…