Розалия Маркович

Теперь мне кажется, что возможна красота без шипов и чувственные наслаждения без муки.

На страсти мужчины основано могущество женщины, и она отлично умеет воспользоваться этим, если мужчина оказывается недостаточно предусмот­рительным. Перед ним один только выбор — быть либо тираном, либо рабом. Стоит ему поддаться чувству на миг — и шея его уже ока­жется в ярме, и он тотчас почувствует на себе кнут.

Гоголь, этот русский Мольер, где-то гово­рит — не помню, где именно... ну, все равно, — что истинный юмор — это тот, в котором сквозь «видимый миру смех» струятся «незримые ми­ру слезы».

Холодное кокетство прекрасной женщины, с которым она драпирует свою красоту темными собольими мехами, строгость, жестокость, ле­жащая в дивных чертах мраморного лица, меня чаруют и в то же время внушают мне ужас.

Любить, быть любимым — какое счастье! И все же как бледнеет очарование это­го счастья перед полным муки блаженством — боготворить женщину, которая делает нас сво­ей игрушкой, быть рабом прекрасной тиранки, безжалостно попирающей тебя ногами.

Вы понимаете любовь, — заговорила она, — и прежде всего женщину, как нечто враждебное, как то, от чего вы стараетесь, хотя и тщетно, защититься, но чью власть вы вос­принимаете, однако, как сладостную муку, как щекочущую нервы жестокость. Взгляд вполне современный.

за взглядом следо­вало желание, за желанием следовало наслаж­дение

Значит, и вас привлекает современная женщина? Эта несчастная истеричка, которая как сомнамбула вечно бродит в поисках вооб­ражаемого идеала мужчины, в своем бреду не умея оценить лучшего мужчину, в вечных сле­зах и муках, ежеминутно изменяет своему христианскому долгу; мечется, обманывая, и обманывается сама; выбирает, покидает и снова бросается на поиски, не умея ни изведать счас­тье, ни дать счастье, и только клянет судьбу — вместо того чтобы спокойно признаться себе: я хочу любить и жить, как любили и жили Елена и Аспазия.

Разве вы еще не уяс­нили, какова я? Совсем не хотите понять меня? Я добра, пока со мной обращаются серьезно и благоразумно, но если мне отдаются слишком беззаветно, во мне пробуждается злое высоко­мерие...

-настоящему лю­бить можно только то, что стоит выше: жен­щину, которая подчиняет тебя властью красо­ты, темперамента, ума, силы воли, — словом, ту, что станет твоим деспотом.