Донна Харауэй

В конце ХХ века, в наше время, мифическое время, мы все — химеры, выдуманные и сфабрикованные гибриды машины и организма; короче, мы — киборги. Киборг — наша онтология, от него идет наша политика. Киборг есть конденсированный образ как воображения, так и материальной реальности — два совмещенных центра, структурирующих любую возможность исторической трансформации. В традиции западной науки и политики — традиции расистского, маскулинно-центрированного капитализма, традиции прогресса, традиции освоения природы как ресурса для производства культуры, традиции воспроизводства себя самого из отражений других — отношение между организмом и машиной было пограничной войной.

Киборг — создание постгендерного мира, он ничего общего не имеет с бисексуальностью, доэдиповым симбиозом, неотчужденным трудом или прочими соблазнами органической целостности, достигаемой окончательным усвоением всех сил всех частей в некое высшее единство. В каком-то смысле у киборга нет истории происхождения в западном понимании; «последняя» ирония, поскольку киборг — это также чудовищный апокалиптический телос разогнанных западных овладений абстрактной индивидуации, конечная самость, оторванная, наконец, от всякой зависимости, человек в космическом пространстве.

Киборг решительно привержен частности, иронии, интимности и перверсии. Он оппозиционен, утопичен и совершенно лишен невинности. Не структурируемый больше полярностью публичного и приватного, киборг определяет собой технологический полис, основанный отчасти на революции социальных отношений внутри ойкоса, дома. Природа и культура преобразуются: первая не может быть больше ресурсом для усвоения или поглощения последней. Отношения, обосновывающие формирование целостностей из частей, включая полярность и иерархическое господство, оказываются под вопросом в мире киборгов. Вопреки надеждам франкенштейновского монстра, киборг не ожидает от отца, что тот спасет его возрождением сада, то есть изготовлением гетеросексуальной пары, восполнением его в конечной целостности, городе и космосе. Киборг не мечтает о сообществе, устроенном по образу органической семьи, на сей раз без эдиповой проекции. Киборг не узнал бы Эдемского сада, он не из праха создан и не может мечтать о возвращении к праху. Возможно, именно поэтому мне хочется увидеть, сумеют ли киборги подорвать апокалиптику возвращения к ядерному праху в маниакальном желании дать имя Врагу. Киборги не почтительны, они не помнят космоса. Они остерегаются холизма, но нуждаются в связи — у них, кажется, природное чутье к политике единого фронта, только без авангардной партии. Главная беда с киборгами — это, конечно, то, что они являются незаконными отпрысками милитаризма и патриархального капитализма, не говоря уже о государственном социализме. Но незаконное потомство часто идет наперекор происхождению.

Машины конца ХХ века сделали глубоко двусмысленным различие между естественным и искусственным, умом и телом, саморазвивающимся и выстраиваемым извне, как и многие другие разграничения, ранее применявшиеся к организмам и машинам. Нашим машинам свойственна тревожная живость, сами же мы пугающе инертны.

Привилегированной патологией, затрагивающей все виды компонентов в этой вселенной, является стресс — разрыв коммуникаций

хищническую природу фотографического сознания

Всякая история, которая начинается с изначальной невинности и отдает предпочтение возвращению к цельности, изображает драматургию жизни как индивидуацию, отделение, рождение самости, трагедию автономии, отпадение в письмо, отчуждение — то есть как войну, сдерживаемую воображаемой передышкой в лоне Другого.

Под одним углом зрения, мир киборгов — это конечное зарешечивание планеты глобальным контролем, конечная абстракция, воплощенная в апокалипсисе Звездных Войн, развязанных под предлогом обороны, конечное присвоение женских тел в маскулинистской оргии войны (Sofia, 1984). Под другим углом зрения, мир киборгов — это, возможно, живые социальные и телесные реальности, в которых люди не боятся своего двойного родства с животными и машинами, не боятся всегда частичных идентичностей и противоречивых точек зрения. Политическая борьба означает видеть под обоими углами зрения сразу, потому что каждый раскрывает как господства, так и возможности, непредставимые с другой точки зрения. Унитарное зрение рождает худшие иллюзии, чем двойное зрение, или многоголовые чудовища. Киборганические единства монструозны и незаконны — в наших нынешних политических обстоятельствах мы едва ли могли надеяться на более сильные мифы для сопротивления и воссоединения.

материальные и идеологические, дихотомии могут быть выражены в нижеследующей схеме переходов от уютных старых иерархических господств к пугающим новым сетям, которые я назвала информатикой господства:
Репрезентация | Симуляция
Буржуазный роман, реализм | Научная фантастика, постмодернизм
Организм | Биотический компонент
Глубина, целостность | Поверхность, граница
Тепло | Шум
Биология как клиническая практика | Биология как запись
Физиология | Коммуникационная инженерия
Малая группа | Подсистема
Совершенство | Оптимизация
Евгеника | Контроль населения
Декаденство, «Волшебная гора» | Забывчивость, «Шок будущего»
Гигиена | Стрессовое управление
Микробиология, туберкулез | Иммунология, СПИД
Органическое разделение труда | Эргономика/кибернетика труда
Функциональная специализация | Модульное конструирование
Репродукция | Репликация
Органическая специализация по сексуальной роли | Оптимальные генетические стратегии
Биологический детерминизм | Эволюционная инерция, ограничения
Общинная экология | Экосистема
Расовая цепь бытия | Неоимпериализм, гуманизм ООН
Научное управление домом/фабрикой | Глобальная фабрика/электронный коттедж
Семья/рынок/фабрика | Женщины в интегральной схеме
Семейный подряд | Сравнительная ценность работника
Публичное/частное | Киборганическое гражданство
Природа/культура | Поля различия
Кооперация | Улучшение коммуникаций
Фрейд | Лакан
Секс | Генная инженерия
Труд | Робототехника
Дух | Искусственный интеллект
Вторая мировая война | Звездные Войны
Патриархат белого капитализма | Информатика господства
Переходы от уютных старых иерархических господств к пугающим новым сетям информатики господства.
Этот перечень подразумевает несколько интересных вещей (17). Во-первых, объекты по правую сторону не могут кодироваться как «натуральные», и осознание этого подрывает натуралистическую кодировку также и для левой колонки. Мы не можем идти вспять ни идеологически, ни материально

Тело киборга не невинно, оно не рождено в саду, оно не ищет унитарной идентичности, а значит без конца (или до скончания веков) производит антагонистические дуализмы, оно воспринимает иронию как данность.