Тимофей Раков

Рай — это надежда христианина, Ад — его кошмар, страх и ужас, преследующий его повсюду. Во что превратится христианство — то есть современная европейская вера — без двух этих идей, или чувств, или верований? В мягкую форму суеверия. Надежда на вечное блаженство, бесспорно, очень нравится эгоистам; а страх перед вечными, нескончаемыми муками удержит многих от греха. Но все те, кто руководствуется такими мотивами, морально уступают тем, кто делает добрые дела оттого, что считает их верными, и приносит пользу людям и обществу независимо от того, получит ли сам какую-то выгоду. Высокая обязанность человека — совершать хорошие поступки, говорить правду не только не получая награды, но и, вполне возможно, расплачиваясь за это впоследствии.

Наиболее известными из них являются хроники семьи Сансонов, династии палачей, господствовавшей в Париже с середины XVII до середины XIX веков. Последующая отмена смертной казни в Европе вызвала целую волну мемуаров «последних из палачей», публикация которых увенчалась несколькими бестселлерами[6]

Вторым ключом, открывающим тайну дневника Франца Шмидта, стал трогательный документ последних лет его жизни, который сейчас хранится в Австрийском государственном архиве в Вене. Отдав всю свою жизнь профессии, которая повсеместно презиралась и даже официально называлась «постыдной», 70-летний палач в отставке обратился к самому императору Фердинанду II с просьбой восстановить доброе имя его семьи. Прошение четко сформулировано и составлено профессиональным нотариусом, но проступающие в тексте чувства носят очень личный характер, порой на удивление интимный. Пожилой Франц рассказывает историю о том, как его семья была несправедливо втянута в эту постыдную профессию, а также о своей решимости на протяжении всей жизни избежать той же участи для собственных сыновей. Документ на 13 страницах включает имена выдающихся граждан, излеченных Шмидтом, который практиковал как знахарь и целитель – чрезвычайно распространенное занятие среди палачей, – а также приводит слова восторженного одобрения членов городского совета Нюрнберга, бывших его работодателями в течение четырех десятилетий. В прошении они утверждали, что долгое служение Шмидта городу и его личная честность были «образцовыми», и призывали императора восстановить честь семьи.

Возможно ли, что сам городской совет был целевой аудиторией дневника с самого начала, что восстановление чести было руководящим мотивом Шмидта? Если так, то он, вероятно, был первым, но едва ли последним немецким палачом, использовавшим такую стратегию[11].