Телохранительница Его Темнейшества

Ты прекрасно понимаешь что! Только не Сатарф! Ты забыла, что владыки Темного Трона хуже инкубов?
– Ревнуешь? – сощурилась старуха.
– Нет! – Эльда прыгнула в бассейн, окатив суэнни фонтаном брызг.
Седая ведьма крутанула в пальцах спицу, и на ее серый выцветший плащ не попало ни капли.
– Остынь, – нахмурилась она. – И пойми наконец, что у тебя только одно лекарство. Только одно спасение, чтобы не превратиться в тварь. И твои бесчисленные мальчики, и даже отец Аэлики его не заменят. Когда-нибудь я не успею прийти к тебе вовремя, Эльда. И ты знаешь, что будет, если опоздаю. Будет жаль, если Серые Холмы лишатся царицы.
– И пусть! – вынырнула Эльда, расслышав ее голос даже под водой. Еще бы. Суэнни способна шептать в сердце. – Трон надолго не опустеет. Придет другая избранная.
– Но она не заменит Аэлике мать.
– Запрещенный прием, Раг, – Эльда подплыла, ухватилась за бортик. На мокром лице среди капелек потерялись слезы. – Разве я смогла стать моей девочке хорошей матерью? Я отдалила ее почти сразу после рождения. Боялась, что она пострадает первой, если я… Зачем ты напоминаешь, суэнни?
– Затем, что твоя гордыня до сих пор больше любви.
– Нет. Давно уже нет гордыни. Восемнадцать лет ты меня мучаешь, Раг. Ты же знаешь, это ничего не изменит. То, что происходит с лунной девой, однажды раскрывшей сердце настежь и отвергнутой, – необратимо. Полугинья – вот кто я с тех пор. Полутварь. Наша встреча лишь ускорит мое превращение. И я убью его, мне хватит сил. И ты не успеешь остановить.

девушкой, что не услышал. Раз запрета не последовало, я вошел.
– Твоей девушкой? – отозвался владыка, целуя мне ладошку так щекотно, что я едва сдерживала смех. – Ты настолько самонадеян, Дьяр, чтобы думать, что все девушки – твои? – вторая ладошка. – К тому же Лика – твой подарок мне, доставленный тобой прямо в мою постель, и я не стал обижать тебя отказом принять такой чудесный дар, – владыка нежно обнял трепещущую меня, проведя жаркой ладонью вдоль позвоночника. – Спасибо, мальчик мой, ты выбрал девочку мне по вкусу. Такая юная и невероятно нежная. Даже странно думать о ее профессиональном выборе. Боевой маг! Какой возбуждающий контраст!
– Отец! – принц, к моему удивлению, улыбнулся, внезапно успокоившись. – Прекрати меня дразнить. Ну, прости за то вторжение, я не хотел тебя оскорбить, просто не знал, куда ее спрятать от Зарги.
– Лукавишь, сынок, уйти ты мог куда угодно. Ты просто заигрался в кошки-мышки. Но эту прекрасную мышку я у тебя заберу. Точнее, кошечку с коготками.
Дьяр побледнел, но промолчал, неверяще глядя на отца.
– Ты ее недостоин, – владыка приподнял мне голову за подбородок, заглядывая в глаза. – Я бы никогда не оскорбил девушку, которую хочу… назвать своей, постыдной печатью на ее теле, даже если бы она уже принадлежала мне. А тебе, сын мой, это чудо вряд ли когда-либо будет принадлежать. Лунные девы никогда не были вещью для развлечения. Идем, девочка, если доверяешь мне. Здесь нет никаких условий для уединения!
Я вложила руку в его протянутую ладонь, и под скрип зубов принца Сатарф сцапал добычу, увлек в затененный уголок, как паук муху, и… нет, не съел, хотя на миг показалось, что меня поглотила серая хмарь – владыка Тьмы и Теней, даже лишенный крыльев и почти опустошенный магически, сумел провести меня тенями.
В мою тюрьму – в Башню трех принцесс.
– Отдыхай, дитя, – сказал он, оглядев мою комнатку. – Мне еще надо поговорить с мадам Кикерис и, с твоего позволения, с твоим драконом.
– Его зовут Шурш, владыка.
– Спасибо. И, знаешь, я передумал отправлять тебя из страны. Лучше уж ты будешь на моих глазах. Оставайся, учись, вреда от этого не будет. Все-таки в тебе есть капля демонической крови, – улыбнулся он. – А там посмотрим. И поговорим еще о нашем общем деле. Я напишу твоему отцу, что вероломно взял тебя… хм… в заложницы. Пусть побесится. Он мог и раньше вспомнить, что у него есть дочь.
«Мама, – думала я, засыпая, – а пожалуй,

Помочь? – участливо спросил Сатарф, но с места не сдвинулся.
– Не расстегивается.
– Еще бы, – по-мальчишески ухмыльнулся главный демон Тархареша.
А у Дьяра, оказывается, фамильная отцовская мимика, заметила я про себя. И вредность. Ясно, с кого противный принц брал дурной пример.
– Даже не пытайся, – рассмеялся темный на мои отчаянные попытки сорвать с себя чужое сокровище, чуть шею себе не отпилила цепочкой. – Я его заговорил ночью, когда накладывал на колье заклинание невидимости перед тем, как уйти. Или ты думаешь, оно само по себе стало невидимым?
А ведь принц говорил о том, что узнал магию Темного Трона. А я, занятая разоблачением заговора «теней», внимания не обратила.
– Я думала, богиня помогла, – буркнула я.
– Она его уже не видела. И даже не потому, что незряча. Я наложил заклинание, когда поцеловал тебя, – по его губам пробежала лукавая и одновременно блаженная улыбка. Дивное сочетание. – Готов поспорить, что Лойт ломает сейчас голову, как у тебя получилось создать «лунный мост» и вызвать ее.
– Но почему вы не забрали его у меня сразу?
– Когда-то я хотел подарить это колье твоей матери. Не получилось. Мой сын оказался решительнее. Значит, так тому и быть.
– А почему не получилось?
Он помрачнел, плеснул себ

Какая разница, кто придет к ней на помощь?
Царица вздернула подбородок.
– Если бы она действительно попала в серьезную передрягу, я бы знала, Алиан. Я пока не понимаю, какую игру затеял Сатарф, но уверена, что ее жизнь в безопасности, иначе моя суэнни предупредила бы. Правда, Рагана?
– Правда, милая, так и есть, – кивнула старушка, улыбнувшись. – Уж я-то присматриваю за нашим золотым клубочком во все глаза, и не только свои.
Белый маг не видел Рагану, даже не почувствовал, судя по удивлению, мелькнувшему на холеном лице, когда он оглянулся. Он тут же низко поклонился:
– Мое почтение, мудрая.
Старая ведьма скорбно покачала головой:
– Ох и льстец ты, Алиан. Да была бы я мудрой, разве допустила бы такую несуветную путаницу в ваших судьбах? Иди уж, не мучай мою девочку. Сердцу не прикажешь… Увидишь ты еще свою дочку, да не сейчас. Сатарф, баловник такой, пуще своего сердца ее бережет, волосу не даст упасть, не бойся. Ступай, Алиан, ступай.
Бросив на нее задумчивый взгляд и печальный – на царицу, архимаг поклонился обеим и исчез. Суэнни вздохнула:
– Вот ведь не повезло. Кто ж знал, что он однолюб?
И тоже исчезла, хитро покосившись на царицу.

матерью.
– Для того, чтобы вы поняли, что такое лунные девы, владыка. Вы, наверное, знаете, что сельо изменяется душой и телом для любимого в момент первого соединения с ним, – прошептала я, опять краснея до слез от смущения.
Владыка кивнул, подвинув мне наполненный кубок, но хлестнул словом:
– Я знаю, что вы превращаете мужчин в тряпки.
– Неправда! – От такой несправедливости вся робость исчезла. – Все не так. Камень в воду не превратить, но вода может стать твердой. Сельо, изменяясь, становится такой, какой должна быть только для него, единственного, чтобы создать идеальную пару, звучать гармонично, как струнный лад. Это взрыв чувств и всего ее существа. Ого

свет, в которых она плавится, чтобы принять новую форму. Но лунная дева, отвергнутая в момент ее полного раскрытия, испытывает такой ужас и отчаяние, что милосерднее ее убить! И безопаснее. Отвергнутая не может остановить изменения тела и души, но из нее уже вырвали сердце. И она перерождается в худшее чудовище, чем хисса. В гинью. И, говорят, это такая боль, от которой несчастная теряет разум.
– Гинья – это уже совсем миф.
– Если бы! Просто подобное еще реже случается, чем перерождение в хиссу.
– Предположим. Но трудно представить, как неразумная тварь может быть хуже разумной. Умный хищник всегда опаснее.
– Гинья способна, как зеркало, отражать чужой разум, пользоваться им. А пластичность нашего тела сельо в ней достигает совершенства. Это уже иное существо. Она может быть женщиной, мужчиной или даже ребенком. Жертва видит в ней отражение потаенной мечты, вожделений, страстей. Видит самое дорогое: возлюбленного, лучшего друга, сына или дочь. Гинья – идеальная убийца, и начинает она с того, кто заставил ее измениться. А потом она изменяется для каждой новой жертвы. Но чем больше она убивает, тем сильнее ее мука и жажда. Вот что было бы с моей матерью.
Побледневший до костяной желтизны Сатарф стиснул в руке серебряный кубок так, что металл погнулся. Отшвырнул испорченную вещь и, схватив бутылку, отпил из горлышка. Скривился, словно пил уксус.
– И все эти ужасы могли произойти лишь оттого, что я ее не… гхм… – он закашлялся, сделав вид, что поперхнулся вином. – Не рассказывай мне страшные сказки, дитя. Эльда не стала чудовищем, благополучно родила тебя и сейчас вполне здорова, как я убедился собственными глазами.

действительно хочешь это знать, Лика? Скользкая тема, – усмехнулся он. – И не глупо ли – говорить о таких вещах с невинной семнадцатилетней девочкой? Что ты можешь понимать в любви? Еще ничего.
– Если вы о том, откуда берутся дети, то я знаю.
– Не сомневаюсь. Особенно если учесть, что ты не только жрица богини любви, но и побывала во всех постелях Темного Трона, включая моего бастарда.
Меня обдало таким жаром, что цвет кожи наверняка затмил вишневую наливку.
– Не по своей воле.
Впрочем, в общежитие к Иреку я прокралась сама. Но меня вынудили! Хитростью и коварством!
– Вот в том-то и вопрос, – кивнул Сатарф. – Своя ли воля говорит в тех, кто полюбил сельо, или это ваша адова магия, девочка? По своей ли воле любят лунные девы? Или по приказу богини? Или, что еще гаже, за вас любит древняя старуха Лойт, используя ваши сердца, как ты используешь селенис? Любовь – дело двоих. Третья и незваная в этом процессе – это уже разврат. Если мне его захочется, то честнее и чище будет посетить бордель. Я снял пояс целомудрия с Эльды, но не взял ее. А она не стала ни о чем спрашивать. Ушла и тут же, почти на моих глазах, отдала себя первому встречному, который и стал твоим отцом, – владыка залпом опустошил бокал, и тут же налил снова.
Я съежилась на стуле. Даже мне сейчас стало плохо от его слов. Холодно и страшно. А каково было ей? Если бы мама была просто женщиной, темной или светлой, ничего такого не произошло бы. Но она была лунной девой, жрицей. Спасти отвергнутую сельо могло только чудо.
– Что с тобой, девочка? Ты шокирована?
– Нет, – я подняла на него полные слез глаза. – Такое случается. Не часто. Вы слышали о хиссах, лунных тварях?
– Не только слышал, но и убивал эту мерзость. Хиссы – другое название тех же сельо, только безумных.
– Уже не тех. Тварями становятся те девушки, кто по какой-то причине не смог умереть вместе с любимым. Обычно это происходит во сне, когда сельо видит смерть возлюбленного и попадает в ловушку его смерти. Ее душа и сердце умирают, а тело и разум продолжают жить. Она становится вечно голодной жутью, устрашающей даже демонов. Хиссы пьют чужие сердца и души, высасывают жертв до сухих оболочек, послушных их воле, но никогда не насытятся, потому что уже мертвы.
– Зачем ты это рассказываешь?
Я потеребила на шее невидимую цепочку колье. Камень внезапно потяжелел, словно

Лишь потому, что ее спасло чудо. Зная мамин характер, могу предположить, что тогда она ушла, чтобы убить себя, пока еще была в состоянии сделать хотя бы это. Но тот, кто стал моим отцом, ее остановил. Потому что любил не менее сильно, чем вы. А может быть, и более, если смог удержать ее и от самоубийства, и от перерождения в чудовище, – я вскинула взгляд на растерянное лицо владыки. – Но беда в том, что мама не ответила ему взаимностью. Она лишь приняла его любовь и выжила. Уже бескрылая, как вы сейчас. И остановленное перерождение в лунную тварь не прошло бесследно.
Если я ожидала, что Сатарф проникнется сочувствием и пониманием совершенной им ошибки, то жестоко заблуждалась. Он процедил:
– Так она теперь полутварь? Заметно. Если зная это все, Эльда отдала единственную дочь в храм паршивки Лойт!
Перед кем я тут распинаюсь? – прикусила я губу. Темного ничто не проймет.
– Это было правильное решение. Как я теперь понимаю, она долго боялась, что все-таки переродится. За меня боялась. Гиньи начинают охоту на тех, кого больше всего любили, их тянет к ним… воссоединиться… чудовищным и единственно доступным им способом. А в храме есть кому меня защитить.
Сатарф иронично скривил губы, но промолчал, а я сочла момент подходящим, чтобы перейти от прошлого к настоящему.
– Тогда вернемся к моему заданию. Владыка, я выполнила ваше условие.
Он недоуменно поднял бровь, и я уточнила:
– Я знаю, под какой личиной скрывается в Академии ваш наследник.
– Ах, это, – мужчина расслабился. Наверняка подумал, мол, где уж нам, таким юным

С царицей происходило что-то непонятное: ее трясло, губы кривились, грудь судорожно вздымалась, словно Эльде не хватало воздуха, ладони то сжимались в кулаки, то разжимались. И остановившиеся на изуродованном лице Сатарфа зрачки тоже то расширялись во всю радужку, то сжимались в исчезающую точку.
Даже побитые оборотни перестали подвывать и тихонько отползали к стеночке, поджав хвосты. Стражницы тоже осторожно пятились, но приготовили оружие. А их губы шептали:
– Только не это, богиня! Смилуйся, помоги, спаси нашу царицу… Не дай свершиться ее превращению, Лойт!
Рядом с Эльдой откуда-то появилась худенькая седая женщина и ласково гладила ее по плечу. Из кармана старушки торчали вязальные спицы.
– Тихо, милая, тихо, – бормотала она. – Успокойся, все хорошо. Это тебе привиделось все. Ты видишь плохой сон, девочка. Всего лишь сон. Сейчас ты проснешься, и все развеется.
– С-с-с-о-он, – выдохнула Эльда с каким-то странным шипением, и на миг ее напря

Было полнолуние, и деревья стояли, словно кружевные, сотканные из лунного света. Луна в Тархареше видна не так, как в твоем царстве на Серых Холмах. Она то прячет свой лик, то открывает полностью, и он прекрасен, должен признать. Но ты, Эльда, прекраснее. Ты танцевала в ту ночь и смеялась, празднуя дни полной силы богини, помнишь?
Эльда судорожно вздохнула и прикрыла глаза, а Сатарф подошел совсем близко, медленно поднял руки и коснулся ее плеч. Старушка, одобрительно кивнув, отступила на шаг, но спицу не убрала и смотрела настороженно.
– С-с-сон, – свистящим шепотом сказала Эльда. – С-с-сат… Сон…
– Да, любимая, – руки Сатарфа скользнули за спину царицы, он привлек ее к груди и погладил по волосам. – Только сон, как ни жаль. Разве наяву я посмел бы к тебе прикоснуться?
– Что случилось с тобой, Сат? Что с твоим глазом, с руками?
– Крылья я тоже потерял. Во сне случаются кошмары.
– И я потеряла… тогда… – прошептала царица, отстранившись, и ее лицо снова исказила жуткая судорога.
Владыка удержал ее, крепко обняв за плечи.
– Это был сон, Эльда. Неправильный, нехороший сон. Прости меня, любимая, – он опустился перед ней на колени и, поймав ее ладони, поцеловал.
Стражницы изумленно, но тихо ахнули, боясь поверить глазам. Царица вдруг обмякла, словно где-то внутри лопнула невидимая струна. Сатарф не дал ей упасть – подхватил ее на руки и побежал к лестнице, взлетел по ступенькам. Двери перед ним распахнулись