Мне грех жаловаться.
Понимаю.
А я и не жалуюсь.
Не ворчу.
Не жалею себя.
Не плачу.
Не чувствую.
Только ярко осознаю:
у меня просто больше нет имени.
Как и у моей машины.
Мы с ней — безымянные точки, внушительно контрастирующие запорошенной чернотой металла и кровавым пятном тонкого свитера на фоне утреннего света февральского неба.
Грех жаловаться.
Я и не жалуюсь.
Только всё-таки чувствую.
Чувствую, что не хочу больше чувствовать.
Чувствую, что, если не разучусь в ближайшее время, можно распадаться на атомы.
Как удачно, что я не боюсь боли. Удачно, что во мне целые массы да контейнеры бесполезной легковесной храбрости.